Снова и снова, как старая неадекватная мышь. Пятнадцать лет. Шестнадцать лет. Семнадцать лет. На семнадцати я всегда засыпаю.
За окном холод, слякоть, и Россия. А тут, внутри, тепло, сухо и почти Израиль. Кажется, приложи ухо к батарее - и услышишь шум Мёртвого моря.
Но Мёртвое море бесшумно, и батарея молчит.
Так странно. Будто нашёл человеческую ногу в тостере. И написал об этом в Твиттере. Ты же не читаешь мой Твиттер? Конечно нет, глупышка, у меня и Твиттера-то никогда не было.
Ты помнишь, как мы не могли вспомнить, что пытались запомнить? Я уже не помню.
Париж, опять Париж, и мы воруем использованные батарейки в Карусели. Ты смеёшься. Но десять батареек - уже рупь! Посмотрим, кто будет смеяться последним.
У меня заканчиваются чернила. Как, блин, ведь я ими совсем не пользуюсь! Чудно.
Скоро наступит новый день, но там не будет тебя. Вчера сегодня было завтра, но вчерашнее завтра станет вчера, как только закончится сегодня.
Неважно, прочитаешь ты это или напишешь. Так много нужно рассказать, а слов так мало. Томат. Артиллерия. Шестьсот сорок восемь...
Кислород на исходе. Барбитураты иссякли. Наша любовь родилась с глазами ужа и дыханием старой овчарки, и это в високосный-то год. Прости меня, если сможешь, только поймай сперва. Время лечит, но передозировка убивает.
Я.
К.
Ч.
Ш.
Ч.