Я пишу тебе почти каждый день. Пишу на бумаге - она сгорает, не оставляя следов. И не здесь, ни где либо еще моих писем ты не увидишь, ведь о существовании этого сайта ты не знаешь, а кроме него они остаются только в моих мыслях. И это хорошо, тебе незачем их читать. Почему? Потому что они предназначены тому человеку, который остался в моей памяти, а не тому, кто ты сейчас - предатель, лжец. И самое большое твое предательство в том, что ты до сих пор его не признаешь, именно поэтому я не говорю с тобой вот уже... три месяца? Удивительно, как быстро летит время, почти незаметно. Каждый день копия предыдущего, и так по кругу. А у тебя? Тебя не гложет одиночество, у тебя все хорошо. По крайней мере я думаю так, и одной половине моей души от этого становится спокойнее, а другой обидно от того, что тебе хорошо без меня, с кем-то другим. Но знаешь, я уже настолько привыкла к противоречиям внутри себя, что не замечаю их. Это признак шизофрении, нет? Но неважно, мы же все немного ненормальные, и это нормально.

А я не знаю, как пережила этот май. Он был самым тяжелым для меня, я не видела, как цвела сирень, не слышала запаха жасмина, не помню, как сдавала сессию. Я была роботом, пустым и молчаливым, не разговаривала с друзьями и почти не выходила из дома, не открывала штор, часто даже не вставала с кровати. У меня не было сил ни на что, потому что все мое существо поглощал огонь отчаянья. Мои мысли, мои сны - они все были только о тебе, но ты слишком далеко, дальше любых километров. И тогда я узнала, что хуже всего: не разбитое сердце, не нарушенное обещание, не предательство - дружба. Именно так. Твоя дружба почти убила меня. Наверное, если бы это письмо попало к тебе, оно бы встретило удивление и яростное отрицание - по твоим словам, дружба - это святое. И ты, по твоим же словам, лучший в мире друг, самый верный, прощающий, бескорыстный. Так ли это? Почему мне кажется, что все наоборот? Друг... Я для тебя всего лишь друг, и вот это причиняет боль. Знаешь ли ты, каково находиться рядом с человеком, который не дает надежды и не отпускает? Конечно, нет. Раз продолжаешь удерживать и настаивать на том, что эта связывающая нас ниточка, которую ты называешь дружбой, а я - ненормальной привязанностью, должна быть сохранена во что бы то ни стало. Тебе легко говорить. Ведь это только мне так трудно поддерживать ее. Я теряю голову, и во мне остается только отчаянье, ничего больше. И ты до сих пор считаешь, что я перестала с тобой общаться только из-за своего эгоизма, мне никогда тебя не переубедить в этом.

Но кто же из нас больший эгоист? Я ушла, потому что у меня не осталось сил, но я терпела столько, сколько могла. А можешь ли ты представить, чего это стоило? Мне не хотелось жить. Даже наоборот - мне хотелось умереть, и это оставалось моим единственным желанием. Я страстно желала этого, я молилась об этом всем языческим богам (а ты знаешь, что я признаю их), я удивлялась по утрам, что проснулась. За несколько дней я досконально обдумала все возможные способы самоубийства. Мне бы очень хотелось, чтобы это произошло случайно: сбила машина, упало сверху что-то тяжелое, подскользнулась на ступеньках и ударилась головой... Только чтобы родители не узнали об этом моем диком желании, ведь смерть детей всегда удар, но самоубийство детей худший кошмар. Мне было их жаль, но только так я могла избавиться от боли. Только так я могла избавиться от твоих сообщений, звонков и писем - ведь тебе не хотелось отпустить меня и позволить спокойно залечить раны, как я ни просила об этом, как ни пыталась сбежать. И все же судьба отказалась помогать мне. Я не могла выпрыгнуть из окна - второй этаж, внизу трава, а не асфальт, максимум, ногу сломать можно. Резать вены принято в ванной, а у меня только душ. Зарезаться ножом я бы не смогла при все желании, не хватило бы духу. Как и утопиться - много лет, как боязнь даже подойти к воде, да и труп после этого выглядит особенно неэстетично... И знаешь, я как типичный подросток, не нашла ничего умнее отравления. Можно ли умереть, если выпить пачку обезболивающего, которым мама снимает мигрень, а я зубную боль? Не знаю, мне это и тогда казалось сомнительным, но стоило попробовать. И вот, когда я сидела на кровати с этими таблетками в руках, знаешь, что меня остановило? Не ты, тебе было плевать. И даже не мысль о маме, потому что как любой больной человек, я могла думать лишь о собственной боли. Мой кот. Смешно звучит? Он пришел, как обычно, улегся на колени, успокаивающе мурлыча и щекоча кожу пушистой шерстью. И вот тогда, обнимая этот теплый комок, вдруг поняла, что по крайней мере он у меня есть. Не ты, но он не предаст и не обидит, и наверно, это был тот кусочек тепла, которого мне очень не хватало. Маленький кусочек, но в тот момент очень важный.

И я все еще пишу тебе письма. Надеюсь, это будет последнее, просто, чтобы сказать - не тебе, самой себе - сказать, что я пережила это. А что будет дальше, кто знает? Я не надеюсь больше и не питаю иллюзий о том, что завтра встречу кого-то, кто сможет тебя заменить. Но если жизнь - это сон, то его нужно досмотреть до конца. Проснешься раньше времени - не выспишься. А смерть, это, конечно, не конец. Это начало, но когда что-то начинается, что-то и заканчивается. Нужно всегда помнить, что ты можешь умереть в любой момент, хочешь этого или нет, ожидаешь или даже не догадываешься. А потому каждый день - последний и единственный, если не сделаешь чего-то сегодня, не сделаешь никогда, и неважно, что будет завтра, если для тебя оно не наступит. Пессимистичный принцип, но почему-то меня он делает счастливее, ведь он заставляет радоваться каждому дню, хотя бы из мысли, что эта радость будет последней, а значит, ее необходимо запомнить.